Новости театра

В нынешнем году жюри Восьмого театрального фестиваля «Царь-Сказка» возглавляла театральный критик, специалист Венгерского театрального музея и Института в Будапеште Андрея Томпа. Своими впечатлениями от фестиваля и города она поделилась по окончании «Царь-Сказки».

— Вот и закончился фестиваль. Хотелось поговорить с Вами о самом фестивале, представленных спектаклях, ярких впечатлениях, возможно, каких-то разочарований или промахах.

— Начну с того, что я первый раз в жизни принимаю участие в театральном фестивале в небольшом русском городе. До этого мне доводилось быть только в Питере и Москве, и мне казалось, что в русской провинции нет современного искусства.
По крайней мере, на ваших национальных фестивалях «Золотая Маска» или «Балтийский Дом» всегда акцентируют, что в провинции очень мало современного театра.

Посмотрев на «Царь-Сказке» спектакли российских театров, я поняла, что была неправа. Особенно это касается местного театра «Малый», который думает и живет осознанием того, что в этом городе нужно создавать что-то новое.

Говоря же, например, о местном драматическом театре (имеется в виду Новгородский академический театр драмы имени Ф.М. Достоевского), то я вижу здесь совершенно другое театральное мышление, ориентированное на такую вот традиционную публику, и даже служит, в каком-то смысле зрителю, служит необязательно в каком-то хорошем или плохом смысле.
А вот театр «Малый» пробует на всех уровнях быть современным театром, ищущим новые формы. Мы это видим и на примере спектакля «Сказка о Красной Шапочке», рассчитанного на самых маленьких детишек, а также других постановках театра, предназначенных более взрослой аудитории.

Хотя необязательно подобный путь значит, что такой театр всегда гениальный, у которого все постановки бесспорные и без недостатков, это значит, что театр ищет свой язык. Естественно, когда театр ищет такой язык, то бывают и тупики. Это видно, когда «Малый» ставит, например, «Минотавра» по пьесе Дюрренматта. Я не думаю, что это опыт с очень удачным результатом, но как театральное мышление оно хорошее и интересное. Создание такого спектакля не проходит на той дороге, которая известна, и очень важно сегодня в театре, чтобы мы не повторили то, что было сделано перед нами.

Говоря же о самом фестивале «Царь-Сказка», то в нем есть интересная комбинация детского театра и театра, ориентированного и на юного зрителя, подростков, более взрослую аудиторию. Мы, зрители и критики, видели очень разные спектакли на фестивале, и казалось иногда, что они никак не связаны между собой. Но на самом деле, есть общее между всеми спектаклями фестиваля — это мышление о том, что наше мировое сознание общее, всех нас связывают мифы, будь-то о любви, жизни или смерти. Если мы думаем о том, что все представленные нам постановки завязаны на какой-то миф, тогда мы находим ту связующую идею, которая и строит фестиваль «Царь-Сказка».

— Как Вы оцениваете уровень фестиваля?

— В театральном мире считается, что если на фестивале было хотя бы два отличных, бесспорных спектакля, тогда фестиваль состоялся и это сильный фестиваль. Мы видели 14 спектакля, и среди них есть два хороших.
Конечно, можно сравнить «Царь-Сказку» с лучшими, крупными театральными фестивалями Европы, и тогда кажется, что все-таки новгородский фестиваль еще недостаточно сильный. Но важно то, что фестиваль всегда имеет местный, локальный характер и для меня это очень позитивное слово.
Я думаю, что такой фестиваль нельзя сравнивать с другими. Можно сравнивать между собой большие европейские фестивали с хорошими денежными вливаниями, где можно увидеть самые громкие международные театральные проекты. В этом случае можно сказать, например, что Авиньон был в этом году плохой, и Гроссо – хороший.

— Если в Европе фестивали, посвященные исследованию сказки?

— Да, есть некоторые европейские фестивали, которые на самом деле ищут общие корни, ценности. Например, в нынешнем году прошел очень важный фестиваль в Польше в городе Роцлав. Фестиваль поставил вопрос, что осталось в Европе общее, какие моральные ценности нас объединяют. Ведь по большему счету 10 заповедей уже не действуют, должно что-то другое воздействовать на людей. Исследуя сказку и миф, мы ищем общее в наших культурах.
Возвращаясь к идее местности. Мне кажется, что в Новгороде можно и нужно делать фестиваль, который ориентирован на современное искусство.

Как я уже говорила, это мой первый опыт с Великим Новгородом, и у меня такое ощущение, что лучшие фестивали в мире проходят в небольших городах, не в Париже, Лондоне, Москве или Санкт-Петербурге, а в маленьких исторических местах. В моей маленькой стране (речь идет о Венгрии), наш лучший фестиваль происходит в красивом историческом городе, который гораздо меньше Новгорода.

У меня возникло такое ощущение, что в вашем городе сейчас, хоть я провела только неделю здесь, мало нового, каких-то проявлений современности. По большему счету, в Новгороде некуда пойти послушать, например, современную музыку.

Фестиваль современного искусства, проходящий в городе с огромной историей, может помочь развитию культурного туризма. Думаю, что Великий Новгород и фестиваль «Царь-Сказка» именно в этом направлении и должны двигаться.

Мне кажется, фестиваль мог бы охватит и другие направления искусства. Например, днем проходили бы театральные представления, а вечером, ночью – актуальная музыка. Такая мощная программа современного искусства даст необходимый толчок в развитии города, задаст движение.

В Новгороде, который сохранил облик старого исторического города и свои традиции, чувствуется и видно только искусство древнее, но человек, который этим интересуется, интересуется и современностью. Местная власть должна осознать значимость того, что не только надо развивать туризм, но и менять свое отношение к современному искусству.

Город должен впитывать в себя новые веяния. И такие люди, такой фестиваль, театр, который верит в то, что есть новое ощущение мира, имеющее такую же ценность, как древнее, помогут дальнейшему развитию города.
Вот поэтому фестиваль по местным ценностям очень важен. Мне очень хочется, чтобы город увидел самые лучшие иностранные и российские спектакли. Важно чтобы произошло осознание того, что современное искусство есть вокруг нас в России, в Европе, в мире, новгородцы получили бы представление, чем живет сегодняшний мир, что собой представляет современное искусство, и сами начали развивать такое искусство.
Тем более меня радует начало совместной работы театра «Малый» с Новгородским Университетом (речь идет об актерском курсе), где воспитывается молодежь на новом ощущении мира. Нельзя ожидать революцию от старых людей.

— Да, действительно, «Малый» с детства знакомит и приобщает к театру своих зрителей, работая с новгородскими гимназиями и школами.

— Если театр хорошо работает, у него появляется постоянный зритель, проявляющий интерес к современному искусству. Сейчас такой заинтересованности в вашем городе частично не хватает, говорю «частично», потому что все-таки есть этот театр «Малый», прилагающий огромные усилия, чтобы дать понять как это важно.

Этот фестиваль должен получать намного больше помощи от местного и федерального правительства. Меня поразило тот факт, что в ежегодном послании от президента России, слово «культура» не звучит. Надеюсь, люди во власти осознают скоро, что без культуры нельзя сделать ничего, невозможно развитие нормального общества. Также должно произойти осознание необходимости децентрализации страны, чтобы не все значимое происходило только в столицах, крупных городах, и не все деньги на развитие культуры уходили туда. Ведь маленькие города могут намного более в сконцентрированном виде делать что-то, ведь когда делаешь фестиваль в Москве, то ощущение цельности, что весь город живет фестивалем, абсолютно теряется.
Несмотря на то, что это мое 12 путешествие в Россию, никогда до этого у меня не было ощущения, что я только на фестивале, занимаюсь и живу только им.

В Питере и в Москве, помимо самого фестиваля, происходит массу других емких и интересных вещей, естественное мое стремление посмотреть как можно больше, не только касающееся фестиваля. В итоге мое впечатление от фестиваля, ради которого я приехала, рассеивается и не остается от него цельного впечатления.
Для меня крайне важно также, что «Царь-Сказка» показывает такой театр, который не виден в Москве, например. Хотя и такие фестивали как «Золотая Маска» крайне важны именно тем, что на них можно отследить изменения в русском театре, это возможность увидеть лучшие образцы театрального искусства.

— Вы возглавляли в этом году международное жюри фестиваля, и Вы, как никто другой, знаете, почему выбрали именно эти спектакли. Может быть, Вы озвучите еще раз победителей и поясните, почему именно на них остановилось жюри.

— У жюри выбор был не очень большой, мы посмотрели 14 спектаклей, но у нас сложилось мнение, что есть два спектакля, которые нужно обязательно наградить – эстонский спектакль «Калевипоег» и венгерский «Шляпа Каина». Мне очень трудно говорить о венгерском спектакле и понятно почему. Но это был бесспорный спектакль, потому что в нем все на профессиональном уровне: сама постановка, замысел, отточенное мастерство актеров.
Также был сильный спектакль – местного театра – «Сказка о Красной Шапочке» для самых маленьких. Это театр не самого нового театрального языка, но это образец очень хорошего театрального мышления в детском спектакле, чего, наверное, не хватает в обычных детских спектаклях, ни в России, ни у нас в Венгрии.
Часто мы думает, что дети не могут многое понять, а относимся к ним как глупым, которым нужно все разжевывать и рассказать историю в примитивном изложении. Мы не понимаем, что детский театр – это другой уровень восприятия. А театр «Малый» построил равноценный диалог со своим столь юным зрителем.
Еще был один спектакль, за который я боролась, это проект «5000 любовных писем» (программа Off фестиваля). «Любовные письма» необязательно нужно воспринимать как театральный эксперимент или театральное представление, этот современный, продвинутый проект, который станет, возможно, родоначальником нового жанра. Это некая новая предложенная форма общения, абсолютно непосредственная, театральный перфоманс. Где бы я ни увидела этот спектакль, будь-то Авиньон или Новгород, меня он обрадует, ведь как хорошо, что появился проект, показывающий Веру в человеческую любовь, чего не хватает сейчас в мире.
Меня огорчило то, что я смотрела этот спектакль и видела только одних женщин, сидящих в зале, оказалось — мужчины такой темой не интересуются. Печально, что только мы, женщины, сидим часами, слушая о Любви, и только нам это интересно. Любовные письма показали мне наш интерес к самой главной проблеме в жизни – Любви. Мир так испортился, что-то ненормальное происходит с нами, если Любовь нам уже неинтересна, мы должны что-то делать против этого, но это уже не касается театра (Томпа рассмеялась).

— Вы знаете, мне кажется, что нисколько не интересуются, а скорее боятся показать заинтересованность, при всех сидеть и слушать письма о любви.

— Мы же, женщины, как будто изголодались по таким формам проявления чувств, которых становится все меньше и меньше в мире. И здесь, на «5000 любовных писем» нам кто-то говорит о любви, кто-то, переживший все эти чувства.

Смотря постановку режиссера Надежды Алексеевой — «Танатос», мне пришла та же мысль, что какая это печальная картина о женщинах и в тоже время верная, это точка зрения женщины о женщине. В начале спектакля мы видим мужчину, вокруг которого появляются женщины — Мойры, а потом они становятся личностями и сразу подчиняются мужчине. В этой постановке мы видим, что мужчина хочет от нас.

Я редко вижу в России спектакли, которые ставят женщины, до сих пор существует мнение, что режиссура – мужское занятие. Меня данный вопрос страшно волнует – роль женщины в театре, обществе. И всегда, когда вижу спектакли режиссера-женщины, меня огорчает женское мышление, то как мы сами воспринимаем свое место в мире.

— А вот еще был прекрасный спектакль о Любви, который завершил программу фестиваля, – «Немой жених», какое у вас он впечатление оставил?

— Это такой красивый музейный спектакль, трогательный, с отличной игрой актеров и сценографией. Мне все понравилось, но я все-таки понимаю, что этот фольклорный и колоритный спектакль не имеет никакой связи с современностью, это некое возвращение к истокам, рассказ как это было.
Вся проблематика спектакля состоит в том, что нам показан мужчина, берущий в жены эту девушку, но как будто сама невеста никаких прав не имеет. Это может быть нормально, но весь взгляд на эту историю музейный. Я вижу на сцене очень красивого молодого мужчину, он выглядит современно, в тоже время он стесняется женщин, ему трудно разговаривать с девушками. Мне очень трудно в это поверить, что именно так происходит сегодня.

— Как зритель, я смотрю с другой точки зрения, воспитанная на культуре с такими богатыми фольклорными традициями, спектакль мной воспринялся эмоционально очень близким.

— Знаете, я была совсем недавно в Латвии первый раз, в Риге, на международном театральном фестивале, и я восприняла страну как новый современный мир, живой, реагирующий на изменения, происходящие в мире. И поэтому мне трудно было спектаклю «Немой жених» поверить. Может быть, дело в том, что у меня фантазия испорчена тем, что меня интересует именно современность, все остальное мне не близко.

— Что запало в душу именно Вам, не как критику, а как зрителю?

— Самая современная для меня постановка — проект «5000 любовных писем». Для меня тот спектакль хорош, после которого у меня возникают новые идеи, ощущения, что со мной происходит что-то новое. Вот там был такой опыт, такое проживание, будто это на самом деле в жизни происходит со мной.

Профессионально я отметила спектакль «Калевипоэг» — там встречаются два языка, эпос – вербальный текст эпоса и современный театральный язык.

И третий, может быть я и не должна об этом говорить, но буду – это венгерский спектакль «Шляпа Каина», в котором я чувствую ту открытость моему воображению.

— Лично я восприняла спектакль «Шляпа Каина» как переживание очень близкое к медитации, было ощущение погружения в пространство спектакля, проживания его не только через уши, глаза, а целиком, всем телом, головой и душой.

— Это Вы хорошо, правильно почувствовали, потому что та музыка, звучащая в спектакле, повторяющаяся, с такими музыкальными повторами, помогает тому, что мы погружаемся в зону спектакля.
Это такой абсолютный минимализм, и если мы думаем о том, что связывает спектакли «Каин» «Калевипоэг» и «Любовные письма» — это минимализм. Использование как можно меньше средств для достижения сильнейшего результата. Чем меньше средств, тем больше их возможностей использовать, происходит концентрация наших зрительских энергий. И думаю, что развитие современного театра двигается именно в этом направлении – минимум средств и поиск новых формы диалога со зрителями.
Все эти спектакли работают напрямую со зрителем, но вот «Любовные письма» — абсолютно непосредственно. Зритель сам строит свой вариант спектакля, нет одной большой интерпретации. Я выбираю именно такие письма, я прочитаю и пойму их так, у меня возникают собственные ассоциации, и я эту метафору связываю с одними мне понятными вещами. Наша активность в этом спектакле требует от нас вовлеченности, если я не хочу участвовать, тогда спектакль для меня не существует, проходит мимо меня. Мне важно мое участие в спектакле.

— Должен ли режиссер идти на поводу у зрителя? Не секрет, что многие театры зависят от кассы, театры вынуждены подстраиваться под зрителя, при этом искусство приобретает коммерческий характер. По сути, театр должен быть всегда впереди зрителя, предлагая новое, но это огромный риск, театр может и не собрать кассу.

— Это очень трудный вопрос, практически неразрешимый. Если бы я могла решить такой вопрос, я давно была бы директором какого-то театра, а не сидела бы здесь.

— Но ведь согласны, что зрительские ощущения не всегда верны в оценке того или иного спектакля, принятого только по прошествии времени?

— Часто большие спектакли, работающие успешно, с огромной кассой, по большему счету ничего не стоят, хотя на них и продаются сотни билетов. Это всегда зависит от цели, хотим ли мы хорошо жить, купить огромный дом или мы преследуем иные цели.
Нужно искать своего зрителя, воспитывать и приобщать его к театру. Так как, например, это делает режиссер «Малого» Надежда Алексеева. Ребенок, воспитанный на таких спектаклях как «Красная шапочка», сможет по прошествии 10 лет воспринимать самый абстрактный театр. Потому что «Красная шапочка» — уже есть абстракция сказки.

Еще необходимо уважать зрителя, нельзя доминировать, пренебрегать, надо с ним работать вместе, я верю, что театр – это такое локальное, местное искусство.
В начале прошлого века театр был практически единственной коммуникационной формой искусства. Единственная ценность сейчас театра в том, что два человека непосредственно общаются друг с другом, ничего кроме этого у театра не осталось, только вот это общее пространство, в котором есть зритель и актер. Если об этой коммуникации мы забудем, тогда вообще бессмысленно делать и говорить о театре.

— Есть ли в Европе такое понятие как кризис молодых режиссеров и молодых драматургов? Должен ли театр работать с пьесой, пытаясь сохранить текст, или волен брать любой исходный текст и делать с ним, что хочет?

— Если говорить о кризисе, сейчас в мире заметен кризис режиссерского театра. В прошлом столетии, начиная от Станиславского, Мейер-хольда до Васильева, был такой доминирующий режиссерский театр. В таком театре текст не важен, а важно довлеющее виденье именно режиссера. Один выход для развития театра – это современная пьеса, когда слово автора пьесы важно при создании спектакля, само слово важно. Отмечу, что сейчас в мире наблюдается следующая тенденция — современная пьеса переживает сейчас огромный бум. Режиссер и драматург становятся одноранговыми, совместно ставят постановку.
Но существует и другой театр, использующий текст за литературную основу, как пространство для фантазий и сочиняет все как бы заново.

Актуально и коллективное общее творчество компании, когда режиссер, актер, драматург становятся все творцами, творец становится таким виртуальным. На этом фестивале мы видели такие примеры совместного творчества — спектакли, созданные общими усилиями.

— Согласны ли Вы, что происходят изменения в театре и потому, что изменились и способы получения и восприятия информации?

— Мне кажется, театр можно воспринимать как связующее звено, ведь театр восходит к Мифу, сказке. Сейчас в мире потеряны ценностные точки ориентации, и трудно найти объединяющие моменты. У нас у всех разные жизни и ценностная европейская система развалилась. Может быть, в России не совсем корректно так говорить, но я так думаю, что христианская ценностная система не существует больше в Европе. И поэтому мы ищем такие общие корни: мифологемы, архетипы, маленькие истории, темы, волнующие нас. Братцеубийство, преступления – это все происходит и в Югославии, и в других странах. И это все могут понять, многим близко, мы можем найти общие корни этих преступлений и моральное отношение к нему, объединяющее нас.

— Что Вы хотите увидеть от фестиваля «Царь-Сказка» в будущем, каким Вы его видите?

— Пожелаю фестивалю и его организаторам удачи! Знаю, что требуются огромные усилия создать подобный фестиваль. «Царь-сказка» должна двигаться намного дальше и радикальнее, отбирая только лучшие спектакли в фестивальную программу, не идя на компромисс, беря в фестивальную программу, например, спектакль не очень удачный, но близкий по жанру.

В будущем хотелось бы увидеть фестиваль, проходящий в контексте исторического города и тесно связанный с городом, а также больше образцов такого театра, который чувствует современность и находится в диалоге со зрителем.

Мечтаю увидеть развитие русского современного театра, хорошую поддержку со стороны местного и федерального правительства, людей, которые понимают, что как это важно. Если нет современного искусства, люди всегда будут жить в прошлом, а нельзя жить в прошлом, нужно смотреть в будущее, а жить в настоящем!

Беседовала

Оксана Богданова